Сегодняшняя Россия чрезвычайно динамична

Согласно опросам, свыше 80% россиян считают, что удачная карьера зависит исключительно от хороших связей. К этому добавляют приличное образование, ставя в самый конец списка талант и работоспособность. Но, к счастью, бывает и иначе

Источник: РУССКИЙ МИР.RU №11, Ноябрь 2008, Автор: Вера Медведева.

Мари-Элен Берар, дочь русскоязычных иммигрантов, не имевших высшего образования, сумела не только окончить один из престижных французских вузов, но и дорасти до должности экономического советника Жака Ширака в бытность его премьер-министром. Сейчас мадам Берар возглавляет инвестиционную компанию MHB, в стратегический комитет которой входит нынешний глава МВФ, Доминик Стросс-Кан.

– Вы – признанный банкир и экономист во Франции, поэтому не могу не спросить о нынешнем финансовом кризисе, в котором Россия, увы, вовсе не оказалась «островом стабильности». Как вы считаете, сколько времени понадобится нашей стране, чтобы восстановиться после нынешних потрясений?
– Нынешний мировой кризис – это прежде всего банковский кризис и во вторую очередь биржевой, однако затем все накопленные проблемы могут вылиться в затяжную рецессию, которая коснется всех секторов экономики. Вполне естественно, люди боятся происходящего и вместо того, чтобы тратить деньги, которые вдохнули бы жизнь в экономику, стараются сейчас их сберегать. Экономическая машина замедляет ход, компании продают все меньше, а это, соответственно, затрудняет выход из положения. Описанные явления в той или иной мере затронут все страны. Что же касается России, то, мне кажется, она должна довольно успешно справиться с нынешними кризисными явлениями.

Во-первых, обороты российских бирж невелики. Сейчас стоимость практически всех акций резко понизилась, причем в процентном выражении зачастую даже сильнее, чем на западных биржевых площадках. Но на российских биржах не происходит такого количества транзакций, как на европейских. На Нью-Йоркской или Парижской бирже котируется значительно большее количество акций, обороты по ним гораздо более масштабные, и гораздо больше шансов, что падение курсов будет компенсировано их повышением. В Москве же пока нет такого количества котирующихся на бирже компаний, и там не проходит такого количества сделок. Поэтому и получается, что как только начинается падение курсов, то все имеет тенденцию снижаться гораздо быстрее, чем на западных биржах. Тем не менее в конце сентября – начале октября 2008 года, наблюдалось резкое падение индексов и на западных биржах. Но я хочу подчеркнуть, что это искусственное снижение, то есть оно не ставит под сомнение реальную стоимость предприятий. Я думаю, в целом российская экономика стоит на здоровом фундаменте, и российский подъем имеет реальные, здоровые основы. За последние годы много сделано для того, чтобы способствовать инвестициям российских предприятий в своей собственной стране, и для того, чтобы вернуть те деньги, которые раньше уходили за границу. Кроме того, в России проводится исключительно разумная налоговая политика. В частности, был снижен налог на прибыль и подоходный налог, причем о нынешних российских ставках западные компании могут только мечтать. Все это способствует тому, что инвестировать в Россию стало чрезвычайно выгодно. Могу сказать, что в прошлом году в Россию пришло больше иностранного капитала, чем в Китай. Поэтому еще раз повторю: российская экономика, в принципе, здорова. Я думаю, в России исчезнут мелкие банки, которых сейчас слишком много. Было бы неплохо, если бы концентрация привела к созданию 50–100 более крупных банков. Не следует забывать, что российское государство повело себя очень умно и создало резервный фонд, который сегодня оказался очень кстати. Валютные резервы России – на третьем месте в мире по величине.

Вообще, нужно разделять реальное положение дел и тот имидж, который зачастую создается. И на Западе, и в самой России постоянно говорят о людях, которые приобретают роскошные дома в Лондоне или виллы на Лазурном Берегу. Но для меня гораздо важнее другое: рождение российского среднего класса. И сейчас он уже реально существует. Его представители очень много работают, нормально зарабатывают, покупают себе квартиры и машины, вкладывают средства в обучение своих детей и путешествуют. И все это заставляет экономику функционировать. Каждый производит для каждого. Что касается крупных российских промышленников, они вкладывают деньги в модернизацию производства.

Чего реально не хватает, так это сбережений, поскольку большинство предприятий пока не аккумулировало достаточно капитала. Это было одной из причин, почему российское правительство привлекало иностранные инвестиции. Если говорить о французских компаниях, то это, например, автоконцерн Renault, Lafarge, EDF, Schneider Electric, Auchan, фармацевтические компании Servier и Sanofi – все они вполне довольны своей деятельностью и своими прибылями на российском рынке.

– Среди многих российских проблем одна из самых настораживающих – резкий разрыв между бедными и богатыми. Считаете ли вы, что государство должно уделять больше внимания решению этой проблемы?

– Конечно, очень сильную диспропорцию в доходах нельзя отрицать. Но я сделаю два замечания: российское правительство непосредственно занимается этим, и, как я уже говорила, на свет появился средний класс – эти люди и являются силой страны, или, если хотите, ее «нервом». Я вижу, что за последние годы Россия много сделала для того, чтобы обеспечить людей социальной защитой. Лично меня не беспокоит наличие богатых людей, меня беспокоит наличие очень бедных. Тут уже государство должно осуществлять те шаги, которые во Франции называются термином «солидарность». Хотя у нас эта солидарность приобрела гипертрофированные формы. Сейчас во Франции 45% ВВП – налоги и социальные отчисления в пенсионные фонды, фонды медицинского страхования, страхования от безработицы и в фонд семейных пособий.

– А какая страна могла бы стать примером «золотой середины» в этом вопросе?
– Сейчас невозможно назвать идеальный вариант. Скандинавские страны такие же слишком «социалистические», как и Франция. А США, наоборот, имеют явные пробелы в системе социальной защиты, особенно это относится к сфере здравоохранения.

– Тогда, возможно, у России есть шанс избежать чужих ошибок и воспользоваться положительным опытом, чтобы создать свою эффективную социальную модель?
– Вполне вероятно, что России это удастся. Пока еще рано оценивать ее модель, поскольку она находится в стадии становления, как и экономика в целом.

– Давайте отвлечемся от нынешнего кризиса и поговорим об истории вашей семьи и о вас.
– Я родилась в Париже, мои родители были русскими евреями. Мама родом из Челябинска, а отец – из Ровно, под Киевом. Отец, когда ему было всего 15 лет, как и многие другие российские евреи, уехал в 1918 году в Палестину. Там он проработал до 1930 года, а потом поехал во Францию. Моя же мама, после того как ее семья пожила некоторое время в Москве, перебралась вместе с ней в 1924 году в Париж. Так что мои родители встретились и поженились уже здесь. Первая дочка у них родилась до Второй мировой войны, а я сразу после нее, в 1947 году. Во время войны отца арестовали немцы, но, к счастью, он не был депортирован в концлагерь, поскольку у него со времен работы в Палестине сохранился британский паспорт. Палестина в те годы находилась под британским протекторатом, и именно это спасло ему жизнь. А моя мама и маленькая сестра все военное время вынуждены были прятаться. К сожалению, родителям мамы повезло меньше, поскольку они были схвачены французской полицией и отправлены в Аушвиц, такая же судьба постигла и брата моего отца, который тоже находился в этом концлагере. А родители моего отца и его ближайшие родственники, которые оставались на Украине, в Ровно, были расстреляны нацистами.

– Получается, история вашей семьи – это трагическое отражение Холокоста.
– Я для себя выбираю другое слово: «разрушение».

– Почему вы выбрали профессию государственного служащего, а потом банкира? Это вполне естественная профессия для еврейских мужчин, но не для еврейских женщин, особенно сорок лет назад.
– Мои родители очень хотели, чтобы мы с сестрой получили самое лучшее образование, которое они не смогли получить сами. Это даже не обсуждалось. Мама работала секретарем, а отец делал кожаные браслеты для часов. Но они очень мечтали об образовании для своих детей. Я окончила Высшую школу французской администрации. Кстати, недавно по инициативе и с помощью российского бизнесмена, моего друга Олега Дерипаски на базе Московского университета открылась школа по модели этого высшего учебного заведения.

– Часто у успешных бизнес-леди нет времени на нормальную семью. У вас же трое детей. Наверное, трудно было все совмещать?
– Это действительно очень тяжело – совмещать профессиональную жизнь и воспитание детей. Как быть, если заболел ребенок, а на работе ждут срочные дела или нужно уезжать в запланированную командировку? Конечно, нормальная зарплата очень облегчает жизнь. Но если приходится выбирать, то все-таки самым важным делом оказывается семья.

– Разговаривают ли ваши дети на русском или хотя бы понимают его?
– Все трое моих детей учили русский язык. Та дочь, которая сейчас работает в штате президента республики, вообще провела шесть месяцев сотрудником французского посольства в Москве, а моя вторая дочь сейчас юрист в Лондоне, а раньше работала продавщицей в ГУМе. Наши русско-еврейские корни для нас много значат, поэтому русский мы забывать не собираемся.

– Как вы расцениваете нынешние экономические отношения между Россией и Францией? Нужно ли их в чем-то корректировать?
– Я уже приводила положительные примеры сотрудничества, могу назвать и другие. Например, не так давно один из крупнейших французских банков, Société Générale, купил Росбанк. Фирма Bonduelle, занимающаяся производством овощных консервов и замороженных смесей, отлично себя чувствует в Краснодарском крае. Магазины сетей Carrefour и Auchan популярны и прибыльны в России. Electricité de France успешно работает на либерализированном российском рынке электроэнергии. О космосе и говорить не приходится – СП «Старсем» очень хорошо известно.

– А как обстоят дела с российскими инвестициями на Западе? Мы часто считаем, что есть заградительные барьеры, чтобы не пускать российские компании, например, на европейские рынки.
– Нет, это не соответствует действительности. Могу вам ответственно заявить, что, если российские компании хотят инвестировать деньги во Францию, их приход будет только приветствоваться. Я вас уверяю: невозможно привести ни одного примера, когда бы российским компаниям препятствовали инвестировать. Кроме того, юридически это невозможно. Единственные ограничения касаются списка приблизительно из десяти предприятий, которые находятся в стратегическом перечне. Но это вовсе не означает, что российские инвесторы не могут ими заниматься. Просто нужно получить специальные разрешения. Но это относится ко всем иностранцам. Во всем же остальном рынок абсолютно свободен.

– Нынешний кризис породил множество комментариев относительно «конца Запада», вернее, трансформации его основополагающих экономических принципов. Не считаете ли вы, что взятый многими странами курс на господдержку экономики это подтверждает?
– Система свободного рынка и свободной конкуренции достаточно устойчива, несмотря на случающиеся кризисы. Более того, кризисы помогают увидеть и преодолеть ее несовершенства. Каждый раз происходит коррекция. Поэтому система не отрицает себя, а корректирует. Социальная защита тоже обязательная составная часть западной модели. Интерес общества защищен различной регламентацией. Когда регламентация несовершенна или отстала от реалий, то именно кризис это высвечивает. Тогда нужно адаптировать регламентацию к изменившейся ситуации, но не замораживать саму коммерческую деятельность. Я не верю в крах нынешней западной модели, я думаю, она адаптируется к новым условиям.

– А чего не хватает России, чтобы ее собственная система так же гибко реагировала на вызовы времени?
– В России, с одной стороны, слишком много регламентации: законов, положений, подзаконных актов, постановлений, но одновременно можно говорить и о ее недостаточности. Есть огромное количество правил, но нет их достаточной унификации, особенно с точки зрения различных регионов. Не нужно стремиться зарегулировать все и вся, но основные, базовые правила должны быть для всех одинаковы и за их выполнением должен быть четкий контроль. И мне кажется, президент Путин был прав, когда формировал вертикаль власти, поскольку государство должно быть управляемо. Нельзя допустить, чтобы руководители различных регионов делали кому что заблагорассудится. Их действия должны подчиняться основным российским законам. Могу привести в пример Францию. Иногда говорят, что она очень централизованна, но здесь никто не отрицает необходимости существования единых для всех правил, которые после их принятия обязательны для исполнения всеми. Именно такое положение дел и называется «правовым государством». Кроме того, еще одной слабой стороной нынешней российской экономики является то, что ее предприятия недостаточно модернизированы. Однако мы наблюдаем, что инвестиции в России каждый год возрастают на 15%, в некоторые годы до 19%, что является прекрасным показателем и дает надежду на техническое переоснащение. Тем не менее не нужно останавливаться на достигнутом: инвестиции в России составляют лишь 20% ВВП. И мне кажется, что решение о создании на базе Внешэкономбанка Банка развития было абсолютно правильным, поскольку это обеспечит доступ к кредитам мелким и средним предприятиям, которые не имеют достаточно сбережений для модернизации.

Можно перечислить и другие нынешние слабые стороны России: демографические проблемы, алкоголизм, коррупцию или такой, казалось бы, не имеющий прямого отношения к экономике факт, как невероятное количество аварий со смертельным исходом на дорогах. Но важно то, что российское правительство не скрывает эти проблемы и принимает все меры для их решения. Можно констатировать главное: Россия движется вперед, она не инертна. Сегодняшняя Россия чрезвычайно динамична.